{play}02.mp3{/play}
Печать

На любви - как на войне

 

Жила-была девочка Таня. Ее молодые родители вполне интеллигентных профессий то и дело очень неинтеллигентно и громогласно скандалили. Потом и вовсе развелись, причем мама нашла себе звероподобного итальянца, исходящего ревностью и рвущего страсти в клочья. У Таниных тетушек жизнь тоже не удалась: одна бездетна по "принципиальным соображениям", другая устала считать измены не в меру любвеобильного мужа. А тут еще на похоронах бабушки выяснилось, что не все ее дети, оказывается, были дедушкины. В общем, жуть да и только. Так возненавидела бедная Таня саму любовь, что когда мальчик-одноклассник в порыве нежных чувств затащил ее на крышу, да там под шумок и лишил девственности, взяла и столкнула этого мальчика на грешную землю. Попала наша Танечка в колонию, темный платочек надела и задумалась, а что же, собственно, с ней произошло: Так иродилась у нее автобиографическая книга под названием "Любовь как милитаризм".

Это еще не спектакль, всего лишь краткое содержание новой пьесы Петра Гладилина с аналогичным Таниной книге названием. Согласитесь, для талантливого драматурга весьма банальное, набившее оскомину, как хорошая, но заигранная пластинка. Правда, можно сказать, что содержание для театра не главное, все зависит от формы-рамы, в которую ее определит режиссер. И все же избыток прописных истин способен навредить чему угодно, невзирая на оригинальность постановки, коей все-таки отличается работа Евгения Каменьковича в Театре под руководством Олега Табакова.

В жанровом отношении автор, на первый взгляд, не мудрствуя лукаво, обозначил свое творение как "пьесу для театра и кино". Но это вовсе не значит, что ее можно представить либо на сцене, либо на киноэкране - важен непременный синтез того и другого в одном флаконе. По сути же все это - вариант драмы разговорной, биографической, почти "документальной", когда эта самая Таня, мечтающая статьписательницей, последовательно зачитывает большие фрагменты из собственных творений, включая сюда для пользы дела и чисто театральные ремарки. Фрагменты эти - не более чем добросовестная фиксация того, что происходит вокруг. И уже потом на сцену выходят отдельные персонажи, чтобы продемонстрировать хоть что-нибудь в действии.

Итак, режиссер Е. Каменькович и художник Александр Боровский очистили и без того небольшую сцену Табакерки от всего лишнего (разве что какой-нибудь стол или стул периодически на ней присутствуют) и оголили до холодновато-неуютной кирпичной стены. А между тем места действия в спектакле весьма разнообразны - от дачного домика до подводного мира или самого настоящего поля боя. Как же быть? Да чего же проще. Экраном в публику нацелен массивный телевизор, на котором эти самые места периодически возникают. Впрочем, роль этого телевизора не столь служебна, его в пору считать одним из главных участников постановки. Он аккомпанирует актерам, создает необходимую атмосферу (вдруг душевно заиграет что-нибудь Михаил Плетнев или нахальным диссонансом вторгнется рекламная пауза) и даже как бы вступает в диалог, вовремя демонстрируя то, что увидеть хочется (например, знаменитого чернокожего баскетболиста). А ведь случалось еще, что целые эпизоды этого сценического действа парадоксальным образом разворачивались именно на телеэкране. Сквозная мысль спектакля "любовь - война" требовала визуального воплощения. И вот уже наши герои в летных шлемах и куртках проносятся по экрану на каких-то допотопных бомбардировщиках, атакую друг друга. Или танк, постреливая, вдруг взроет мирное деревенское поле. Или, наоборот, возникнет донельзя "тыловая" картинка, стыдливо задернутая полупрозрачной тканью - а там некий муж под охи и вздохи страстно грешит с незнакомкой.

Кстати, обилие всяческих телепостановочных эффектов не позволяет назвать этот спектакль актерским. Почти все исполнители наделены не ролями, а, скорее, красочно-карнавальными масками с уклоном в гротеск и фарс. Если уж здесь смеются, то взахлеб, плачут - навзрыд, то и дело возвышая голос до крайних пределов, жесты размашисты, позы предельно остры и смешны. Особенно это касается матери - М. Шульц, балерины-неудачницы в алом неглиже под дерматиновым пальтишком, и отца - А. Мохова, нервного интеллигента с "прослоечной" накладной бородкой и в очках, да пары забавных тетушек (Н. Тимохина и Ю. Полынская), которым в пору бросить се и идти на сцену, желательно провинциальную. Бабушка с дедушкой (Н. Журавлева и А. Золотницкий) поспокойнее вышли, но лишь по контрасту с излишней взвинченностью следующих поколений. Что же до Тани - М. Салаковой и ее ненавистного возлюбленного Аркадия - Д. Петрунь, то они еще, кажется, дебютанты - в меру искренни, чуть-чуть неуверенны, и как-то пока стоят в стороне от общей картины.

 

И все бы ничего, поскольку к финалу зритель хоть и устает немного, но в зловещую "забавность" происходящего поневоле втягивается. Только вот сам финал вдруг звучит каким-то странным диссонансом, едва ли не перечеркивая все увиденное ранее. Выдержанная в едином, пусть фарсово-гротесковом, но цельном стиле, постановка неожиданно обрывается в слезливую сентиментальность, навязчиво выжимая соленую влагу из глаз не готовых к этому зрителей. девочка Таня в тюремном дворике (опять же крупный телеплан) плачет по-настоящему, сетуя на загубленную жизнь, а публика не в силах отрешиться от той озорной игры, что с таким азартом велась на наших глазах. Неужто же нам всерьез проповедуют то, что смех смехом, а судьбы наших детей между тем калечатся? Так и хочется отстраниться и изречь вслед за героиней Ирины Муравьевой из знакомого фильма? не учите меня жить, лучше помогите театрально.

Ирина АЛПАТОВА